Дьявол носит Прада - 2

[Marliushka]

Название: Дьявол носит Прада
Автор: AlreadyPainfullyGone
Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/6806499/1/The-Devil-Wears-...
Переводчик:  Марлюшка
Разрешение на перевод: запрос отправлен
Размер: миди (35 вордостраниц)
Персонажи: Дин/\Кастиэль, Сэм/Габриэль
Саммари: начинается всё как ретеллинг фильма «Дьявол носит Прада», но довольно скоро от фильма остаётся только фон.

начало

часть 2

7

Слово на букву «п» меняет всё.
В следующий понедельник Дин получает свёрток в аккуратной коричневой коробке, запакованной по-больничному и аккуратно перевязанной крест-накрест шпагатом с золотыми нитками.
В ней лежат простой пояс для чулок и пара собственно аккуратных чёрных кружевных чулок.
Сердце бешено колотится, когда он надевает их, растягивая шёлк и осторожно пристёгивая их к поясу. Они то натирают кожу, то приятно ласкают, и ему приходится подавлять стон каждый раз, когда одна из резиночек холодит кожу.
Он кинковый ублюдок и даже не знал об этом.
На работе Кастиэль не смотрит на него по-другому, может, он даже не замечает чулки под его брюками, так что Дин не особо понимает смысла этих издевательств над собой до окончания рабочего дня, когда Кастиэль подходит к его столу и чопорно дожидается, пока Дин поднимет взгляд.
- Мистер Новак? – спрашивает он, потому что на работе он продолжает так его называть.
Кастиэль особенно на него не смотрит и не обращается по имени.
- Ты готов ехать? – спрашивает он почти отрывисто.
Дин моргает.
Кастиэль опускает на него взгляд, и выражение его лица не меняется, когда он поясняет:
- Я сегодня закончил. Я еду домой на ночь, - сухо говорит он.
- Ты… хочешь, чтобы я поехал с тобой? – медленно спрашивает Дин. Глаза Каса будто становятся более тёмными и пустыми.
- Если ты не хочешь, можешь…
- Нет! – Дин быстро взмахивает руками. – Нет, я… я хочу поехать с тобой, - путано говорит он.
Кастиэль долго смотрит на него, потом сухо кивает и ждёт, пока Дин выключит компьютер и соберёт вещи.
Он ведёт Дина к машине, и до его дома они едут молча.
Там Кастиэль спокойно звонит заказать еду из китайского ресторанчика, который любит Дин, хотя Кастиэлю он об этом не говорил ни разу. Кастиэль ослабляет галстук, немного расстёгивает рубашку и идёт к гостиной, без особенно чётко заданного направления.
- Ляг, Дин, - говорит он, и Дин подчиняется, устраиваясь на обшитом шёлком диванчике, который, он уверен, Кастиэль не выбирал.
Кастиэль кладёт ноги Дина себе на колени, присев на край диванчика, и медленно начинает массировать ступни Дина, облачённые в чулки, осторожно скатывая их, пока Дин не откидывается на ручку диванчика и не вздыхает, прикрыв глаза.
- Я очень доволен тобой… на работе, - мягко говорит Кастиэль. – Возможно, я недостаточно ясно даю это понять, - он гладит шёлк на ступнях Дина, медленно растирая их. – Ты очень много для меня значишь, - Дин открывает глаза и видит лицо Кастиэля, отображающее смесь растерянности и мягкости, к которым примешивается неудовольствие. Синие глаза встречают его взгляд, и в них читается что-то вроде отчаяния, надломленности.
- Я так не хочу влюбляться в тебя, - тихо говорит он.
- Кастиэль…
Руки Кастиэля чуть скользят по лодыжкам Дина.
- Я любил раньше… своего первого мужа, - Кастиэль трясёт головой. – Это была катастрофа, и я никогда не хотел чувствовать то же снова, чувствовать… благодарность к кому-то за то, что он со мной… и Бальтазар…, - он горько смеётся. – Бальтазар никогда не был моей любовью… но я никогда не думал, что он сможет стать мне угрозой, никогда не думал, что он сможет причинить мне боль своим уходом…, - он проводит по ступне Дина кончиками пальцев. – Но он смог… он удивил меня, он использовал меня и многое от меня взял, - Кастиэль задумчиво опускает взгляд на ступни Дина. – Я так устал от того, что люди бросают меня, - негромко говорит он.
- Ты любишь меня? – поражённо спрашивает Дин. Кастиэль смотрит на него взглядом «не утомляй меня».
- Я не для всех это делаю, - мягко говорит Кастиэль, умело лаская ловкими пальцами пальцы ног Дина под шёлком; он наклоняется к его ступне, ласково обхватывая губами его большой палец.
- Я не знаю, собираюсь ли уйти от тебя, - признаётся Дин.
- Я и не прошу тебя этого не делать… я просто устал от того, что это постоянно происходит, - вздыхает Кастиэль. – Я слишком устал бороться за кого-то, я уже не воюю.
- Так что в итоге? – негромко спрашивает Дин.
Кастиэль размышляет.
- Секс, - просто говорит он. – Сон. Работа, - он педантично вздыхает. – Воскресные утра и подготовка обедов, - звонят в дверь. – И еда, конечно, - он неохотно соскальзывает с диванчика и бредёт к двери. Дин с трудом поднимается и догоняет его уже у двери, когда Кастиэль открывает курьеру с кошельком в руке.
- Я… это…, - Дин барабанит пальцами по косяку, неуклюже облокотившись на него. – Я тоже тебя люблю… просто чтобы ты знал.
Кастиэль какое-то мгновение странно смотрит на него.
я никогда не хотел чувствовать то же снова, чувствовать… благодарность к кому-то за то, что он со мной…
- Я это знал, Дин, - мягко говорит он. – Но спасибо.
Дин не уверен, засчитывать ли это как победу.

- Я думаю, он запутался, - говорит Габриэль этим вечером, развалившись на диване Дина и набив рот мороженым.
- Спасибо за это, - хмурится Дин. – Сэм, твой вердикт?
- Он проблема, ходячая проблема, - говорит Сэм.
- Фан-нахрен-тастично, - фыркает Дин. – Две фанатки Секса в большом городе у меня на диване и ни одного нормального совета, - он вздыхает. – Я иду спать.
Когда Дин хлопает дверью спальни, Сэм наконец переводит взгляд на Габриэля.
- Продолжим?
- Продолжим, - соглашается Габриэль.
- Какого чёрта с тобой происходит? – шипит Сэм.
- Калории, - шепчет Габриэль. – Великолепные, потрясающие калории.
- Так что? Ты выпал из сахарного вагона и теперь ты снова просто сволочь?
- Я таким уродился! – восклицает Габриэль.
- Ну так мне это не нравится, - отрезает Сэм. – Ты грубый, сволочной и всё время надо мной смеёшься… найди кого-нибудь другого, с кого будешь слизывать сироп… Я всё.
Габриэль внезапно делается серьёзным.
- Сэмми…
- Нет, просто… это было забавно, да? Ну так мне это надоело, и ты явно от меня устал, - Сэм встаёт и идёт открыть дверь. – Давай просто… называть всё своими именами, давай признаем, что этому конец.
Не сказав ни слова, Габриэль покидает квартиру, оставив на ручке дивана тарелку с полурастаявшим мороженым.

8

Дин, возможно, поволновался бы из-за того, что его брат несчастен. И, честно говоря, он и волнуется. Дело только в том, что именно собственные решения Сэма делают его несчастными, и Дин просто не знает, что делать. Сэм тупо сидит на диване, когда ему не нужно идти на работу, смотрит мелодрамы или документалки, выбранные телевизором, и ест то, что осталось после Оккупации Габриэля (что, кстати, включает в себя различные сиропы на разнообразной сдобе, зефиры, желейные штучки и три разных вида понтового бельгийского мороженого – в составе одного из них, кажется, есть настоящее золото). Потом он идёт на пробежку, иногда пропадая часами, и, вымотанный, приходит домой, за новыми калориями.
Честно говоря, Дин понимает, что Сэм наказывает себя за то, что скучает по Габриэлю (который был порядочной сволочью до самого конца, хотя Дин это заметил всего за пару дней до их разрыва, занятый Кастиэлем). Он не знает, что с этим делать. Он даже не может ни у кого попросить совета, не звонить же своей бывшей, чтобы спросить у неё об отношениях, это немного неприлично, а что до его теперешнего парня…
Дин не уверен, что «здоровое выражение эмоций» - одна из сильных сторон Кастиэля.
Например, Кастиэль ясно дал понять, что Дин может оставаться с ним (если захочет) на выходные или на пару дней посреди недели. Это имело смысл, ведь они работали вместе и соответственно могли вместе с утра добираться в офис.
В первый раз, когда Дин остался, сдвинулись кое-какие границы. Он пришёл в дом Кастиэля, зная, что он не просто будет есть и заниматься сексом, а потом уедет домой. Он был гостем.
Из-за чего, возможно, он нервничал. Он никогда раньше не замечал, каким хрупким и каким дорогим было почти всё в доме Кастиэля.
Например, эта длинная тонкая ваза на столе в прихожей – она выглядела так, будто сделана из добытых силой мысли слёз девственниц.
Вся мебель была из одного материала, очевидно, заказ звучал как «побледнее, из шёлка и ножки потоньше». С виду она рисковала загореться от ужаса в случае, если кому-то пришло бы в голову действительно на неё сесть.
Ковёр был кремовый, стены были покрыты шелковистой бумагой, тоже кремовой, и всё, что можно, было заставлено или скульптурками, или вазами, или часами. Все эти сокровища, безусловно, были дороги, редки, слишком хороши даже для того, чтобы на них смотрели, и безумно, невероятно хрупки.
У Дина же были широкие плечи, довольно неуклюжие руки и непослушные ноги.
Это как если бы снежный ком попал в ад.
Или, если быть более точным, подумал он, поразмыслив, это как если бы очень боевой бык попал в магазин ледяных скульптур.
Так что он неожиданно немного переживает, находясь в доме Кастиэля. Он предполагает, что это потому, что раньше Кастиэль был просто его начальником, и Дину не полагалось чувствовать себя в его доме непринуждённо. Из страха он просто не смотрел по сторонам, он был здесь для секса и еды, это ограничивало его взаимодействие с окружающей роскошью. Но теперь он был парнем, или партнёром, неважно, и он начал чувствовать беспокойство.
Беспокойство не совсем неуместное после того, как он целый час осторожно просидел на самом на вид надёжном стуле, подальше от всевозможных стеклянных шедевров в гостиной.
Серьёзно, в гостиной.
Он встал слишком быстро, чтобы помочь Кастиэлю с подносом с вином и закусками, оставленными его поставщиками провизии (почему он даже не знал, что у Кастиэля были поставщики провизии?) и споткнулся о персидский коврик, сбросив на пол расплывчатую фарфоровую фигурку ангела.
На самом деле, пока ангел спланировал на пол, разбившись ровно на две половинки, он подумал, что, если бы ангел не стоял на специальной подставочке, на специальном маленьком столике, может, был бы шанс, что он не разобьётся вдребезги – он не выглядел особенно дорогим, хотя Дин не особо шарил в побрякушках, а единственное украшение, принадлежавшее ему, было чучельной головой лося, смахивавшего на Сэма, и на её рогах до сих пор висели трусики, со времён его первого семестра в колледже.
- Извини, - Дин опустился на колени и подобрал фигурку. – О, чёрт, она действительно разбилась… я… э… заплачу за новую, - он перевернул её и посмотрел на донышко. – Чёрт. Тиффани? Это… э…
- Дин, она вообще неважная, - Кастиэль ставит поднос и равнодушно забирает у него кусочки ангела, на секунду задержав на них взгляд перед тем, как выбросить их в то, что Дин раньше считал причудливым украшением пола и что на самом деле оказалось мусорной корзиной.
Хотя кто мог сделать мусорную корзину из мрамора с шёлковыми вставками, он не имел ни малейшего понятия.
- Нет, Кас… Я неуклюжий, я её разбил…
- Это произошло случайно, и она меня не волнует, - негромко говорит Кастиэль, садясь на покрытый бархатом скелет, который на самом деле является белым диваном из настоящей слоновой кости или чего-то в этом же духе. Он хмурится, и Дин садится рядом, всё ещё чувствуя себя дворнягой, написавшей на новый хозяйский ковёр. – Ты можешь менять тут что хочешь, раз ты здесь, - замечает Кастиэль.
- Да, э, не хочу тебе всё здесь разрушить, - смущённо говорит Дин.
- На самом деле я надеялся…, - Кастиэль будто пытается подобрать незнакомые и непривычные для него слова, как будто его попросили заговорить на одном из тех трёх языков, которыми он владеет не в идеале. – Я думал пригласить тебя здесь жить… косвенно, и, может, посоветоваться с тобой по этому поводу, - он делает значительную паузу, как королевский глашатай. – Кроме того, это не мои вещи.
- Ты купил это место обставленным? – цепляется за эту последнюю фразу Дин, не в силах – или просто не желая – признать, что Кастиэль только предложил ему жить с ним.
- Это всё выбирал Бальтазар, - Кастиэль пожимает плечами. – А некоторые вещи из дома, который я делил с предыдущим партнёром, - он невесело кривится. – Я провожу здесь так мало времени, что мне было всё равно, как здесь что выглядит, лишь бы всё было обставлено со вкусом.
Дина кое-что начинает тревожить.
- Кастиэль… тебе нравится здесь хоть что-нибудь?
Кастиэль моргает.
- Это всё очень практично, - замечает он. – И достаточно удобно.
- Да, но…, - Дин осматривается и останавливает взгляд на странном диванчике, на котором сидит Кастиэль. – Тебе всё это нравится? Белые, шёлковые, маленькие стеклянные вещи повсюду? Диван?
- Это кушетка, - поправляет Кастиэль, не отвечая на вопрос.
- Она тебе нравится? – настаивает Дин.
Кастиэль будто раздумывает мгновение, даже опускает взгляд на предмет из (слоновьей кости?) и бархата, на котором сидит, будто уже не помнит, как тот выглядит.
- Не особенно, - решает он.
- Так почему он ещё здесь? – спрашивает Дин, искренне удивлённый тем, что Кастиэль, зарабатывающий денег больше, чем бог, держит у себя диван, который ему не нравится, просто потому, что ему всё равно. Дина не особо волнует мебель, но он покупает только то, что ему нравится, иногда даже приходится спорить с Сэмом по поводу чего-нибудь значительного.
- Бальт…, - Кастиэль сам подлавливает себя, - Бальтазар очень долго искал именно этот материал, и полированная кость яка…
Какого? - думает про себя Дин
- …потребовалось около восьми месяцев, чтобы добыть то, что он хотел, и придать ему нужную форму. Он отправлял его в Индию, чтобы там всё закончили, - говорит Кастиэль с эмоцией экскурсовода в чужом музее.
- И он не забрал её с собой? – удивление Дина на секунду перевешивает чувство самосохранения.
- Он.. никогда об этом не просил, - мягко отвечает Кастиэль, будто в первый раз об этом задумавшись такими тонкостями. – Все вещи здесь… он… оставил их, - спокойно говорит он, и Дину кажется, что Кастиэль и себя ставит в один ряд с этими странностями – бледная, интересная вещь, заменённая другой, оставленная в мавзолее диковинок.
- Кас…
- Я действительно ненавижу этот диван, - внезапно говорит Кастиэль, моргая, похожий на маленького растерянного кенгуру.
- Ладно… это мы выяснили, - осторожно отвечает Дин.
- Я действительно…, - Кастиэль встаёт, - действительно…, - он берёт бокал с красным вином, - ненавижу… этот диван, - он поливает его, оставляя длинную полосу брызг на подушках, пачкая бледный бархат красными пятнами. Дин сидит, замороженный этой кровавой сценой.
Кастиэль поворачивается к нему, и в нём нет ни эйфории, ни радости от свершённой мести, только какая-то… злоба. На себя, на Бальтазара… на всё содержимое этого дома, который почти и не был домом ему.
- Знаешь, единственная комната, которую я обустраивал в этом доме… это моя спальня, - негромко говорит Кастиэль. – Ты её не видел, она на третьем этаже в конце коридора… я переехал туда, когда Бальтазар ушёл от меня, и я… ну, она не была закончена, так что я всё выбирал сам, - он печально смолкает.
Дин пытается не думать о том, почему он до сих пор не видел спальню Кастиэля, или о том, что это была за комната, в которой они занимались сексом, вернувшись из Парижа.
Спальня Бальтазара.
Когда-то спальня Кастиэля и Бальтазара.
- Покажи мне, - вот что он говорит в итоге, и Кастиэль переводит внимание на него, будто удивлённый. – Покажи мне свою комнату.
Кастиэль едва заметно кивает и направляется к лестнице. Дин идёт следом, оставив испорченный диван (или кушетку?) позади.

9

- Это… большая… красная… комната, - тупо говорит Дин.
Нужно признать, что так и есть. Комната огромная и квадратная, стены окрашены в какой-то тёмный… винно-красный (Дин не знает, но Сэм назвал бы его бургундским) цвет. Похожая на сани кровать огромная и сделана из тёмного дерева, простыни и одеяло цветов от тёмно-красного до коричневого. Бледная шкура свисает с одного из её краёв, ковёр красный, занавески насыщенно-золотые, а вся мебель выглядит старой, прочной, вроде той, которую пора забальзамировать.
Кастиэль оглядывается так, будто первый раз попал в незнакомый дом. Дин поднимает взгляд вверх – потолок рябит от украшений (лепнины, настаивает невидимый и неслышимый Сэм) с канделябром по центру.
- Мне нравится красный, - просто говорит Кастиэль.
Дин снова смотрит на стены, и их насыщенно-густая краснота отличается от бледной шёлковости остального дома, как Кастиэль отличается от… ну, нормального человека. Это как если бы Дин попал в бьющееся, качающее кровь сердце дома. Тёплое, щедрое и чувственное. Проститутка рядом с нервничающей нескладной девственницей-гостиной. И да, Дину явно стоит заняться на работе чем-нибудь писательским, метафоры у него сегодня переливаются через край.
Не то чтобы он хотел трахнуть комнату… определённо нет.
Может, просто раздеться и лечь на кровать… может, потереться о бархатные занавески и глубокий мягкий ковёр. То есть поделать всякие нормальные вещи.
- Типа похоже на адский люкс, - бормочет Дин, отчего Кастиэль хмурится. – В хорошем смысле, - заверяет он.
Кастиэль вздыхает и усаживается на кровать с неподобающим отсутствием элегантности. Его длинные пальцы проводят по мягкой ткани, и он запрокидывает голову, растягивая шею и спину.
Спустя пару секунд таких потягиваний он снова смотрит на Дина, слегка жмуря глаза, как хитрый кот.
- Иди сюда, - просит он, потому что, несмотря на свою вечную устрашающую сущность, сейчас он не приказывает.
Дин идёт.
Кастиэль отличается от предыдущих Кастиэлей, с которыми он уже знаком – от начальника Кастиэля, от сексуального Кастиэля, от печального Кастиэля, от раздающего пинки по зад Кастиэля.
Когда Дин становится напротив него, одним коленом опираясь на кровать между его бёдрами, Кастиэль отклоняется и тянет Дина на себя. Они целуются, жадно, глубоко, и Кастиэль сползает всё ниже с каждым движением, притягивая Дина всё ближе, снимая с него пиджак. Кастиэль нетерпеливо опускается на спину, чувствуя приятное скольжение ткани рубашки по шёлковому покрывалу. Дин устраивается на нём, и Кастиэль запускает пальцы в его волосы.
То, как Кастиэль двигается под ним, подтверждает его отличие от предыдущих реинкарнаций – он скорее игривый, пробующий, чем опытный и властный.
- Дин? – Кастиэль отстраняется, чтобы глотнуть воздуха.
- Ммм? – Дин прижимается зацелованными губами к шее Кастиэля и легонько прикусывает венку.
- Я хочу…, - дыхание Кастиэля становится отрывистее, и Дин немного отстраняется, гадая, что может заставить Кастиэля смутиться – Кастиэля, который как-то сухо велел ему надеть трусики, чулки и наручники.
- Всё, что хочешь, - Дин обхватывает его лицо, чувствуя учащённое биение его пульса, впервые замечая, что кожа Кастиэля тонкая и уязвимая.
Кастиэль наклоняется ближе и шепчет ему на ухо, удивительно торжественный и молодой со своей скромностью. Глаза Дина широко распахиваются, когда он дослушивает до конца.
Ну… это что-то новенькое.
Они пробираются вниз, лапая друг друга, хватаясь за отполированные перила, рубашка Кастиэля оказывается на лампе ещё до того, как они спускаются лестницы, а рубашка Дина – где-то там, он сбросил её над фойе.
Они на мгновение замирают у входа в нетронутый мавзолей первого этажа, оглядываются вокруг и смотрят сквозь стеклянную дверь, ведущую в соседнюю комнату. А за ней видят ещё комнату, и ещё, ещё комнаты безделушек и белой шёлковой обивки.
Кастиэль кладёт руки Дину на плечи и ведёт ими к шее, прижимаясь к его груди своей. Они почти касаются кончиками носов, влажно дыша друг другу в губы.
- Трахни меня, - мурлычет Кастиэль, излучая уверенность каждым движением губ и зубов.
Дин целует его, быстро, не размыкая губ. Нежно – так он это определяет.
Он поднимает Кастиэля, и тот обхватывает его талию ногами, когда Дин толкает его к стене, из-за чего на пол валится гравюра. Кастиэль мягко стонет в его рот и трётся об него, пока они яростно шарят друг по другу руками, ударяясь о стены, сбивая маленькие рамки, приставной столик и крошечные серебряные часы на пол, а потом Дин на них наступает. Кастиэль кусает покрасневшие губы Дина, смакуя их мягкость, и снова налетает на него шквалом зубов и языка, трётся о него руками, бёдрами, пахом, цепляется за всё, что попадается ему под руку.
Первый диван, на который роняет их Дин, ломается, так что их торопливое избавление от остатков одежды и первый оргазм Кастиэля происходят на сломанной спинке хрупких останков, а Дин наполовину падает на кремовый ковёр, обхватив губами головку члена Кастиэля, и тот откидывается на смятую подушку с дорогой обивкой. Когда Кастиэль вскрикивает, дёргая ногой и наполовину сползая с дивана, Дин подаётся назад, позволяя ему отдаться оргазму и рукой отслеживая все подтёки спермы на его теле. Они оба потные, липкие, разгорячённые и забрызганные вязкой спермой.
Кастиэль рвётся вперёд, как неукротимый поток, толкая Дина на пол, на некоторое расстояние от дивана – на бледный «экземпляр» персидского ковра. Они трутся там друг о друга, пока Дин со стоном не выплёскивается на живот Кастиэля и его быстро вновь возбуждающийся член. Ковёр под ними измят и заляпан, так что им приходится подняться, пошатываясь, не отрываясь от губ друг друга, сбивая подставку и отправляя вазу с лилиями и солидным количеством воды на запачканный вином диван.
Кастиэль ухмыляется, когда Дин пихает его на пол.
Вскоре они переходят на менее бешеный темп, уже не вгрызаясь друг в друга, а лапая, лаская. Кастиэль укладывает Дина на мягкую оттоманку, такую неустойчивую, что она уезжает куда-то с каждым его толчком, пока Дин не цепляется за бархат, чувствуя, как его член оставляет липкие следы по ткани с каждым его движением, пытаясь удержаться на месте и найти какую-нибудь опору. К сожалению, и эта поза не особенно устойчива, и он ничего не может поделать, кроме как подаваться назад или толкаться навстречу яростному натиску члена Кастиэля, задыхающегося на нём. Дин цепляется за оттоманку, не в силах уже ничего изменить, и только чувствует, как Кастиэль увеличивает темп, как толчки становятся глубже и сильнее. Он ничего не может сделать и просто наслаждается.
Затруднённое дыхание Кастиэля переходит в глубокие стоны Дину в плечо, а тот не может коснуться себя, и рука Кастиэля тоже не приходит ему на помощь.
- Ты…, - ухитряется выговорить Дин перед тем, как между его членом и загубленной оттоманкой пропихивается грубая рука, которая сжимает и стискивает его так сильно, что он жмурится, вскрикивая, и пытается сосредоточиться на том, чтобы не кончить прямо сейчас.
- Поч-ти, - стонет Кастиэль, его слова спотыкаются друг о друга, и он зарывается лицом в потную спину Дина.
- Кас…
- Заткнись, - отчаянно рычит Кастиэль, потом стонет, сдаваясь, горячим потоком выплёскиваясь в тело Дина, вскидывая бёдра, неожиданным вывертом руки заставляя Дина кончить вслед за собой.
Тяжело и мокро дыша, лежа среди липкой влаги, они дрожат, приходя в себя после своих упражнений. Кастиэль соскальзывает с Дина и раскидывается на полу, закрывая глаза и лениво потягиваясь, весь в синяках, безмерно уставший. Дин присоединяется к нему после того, как ему удаётся выпрямить спину, и оглядывает устроенную ими разруху.
Иногда спать с такой ходячей проблемой, как Кастиэль, - сплошное удовольствие.

На следующее утро уборщица Кастиэля, повергнутая в ужас, стоит посреди разрушенной комнаты.
Дин сидел на лестнице, поедая поп-тарт* с одной из неразбитых тарелок (у них была очень насыщенная ночь), пока Кастиэль, выглядящий довольно равнодушным, стоял посреди комнаты, регулируя что-то в наручниках.
На робкий вопрос уборщицы о том, что вызвало такую разруху, он спокойно, будто только сейчас заметив последствия вчерашнего, ответил:
- Я делаю ремонт.
Повернувшись к Дину, он кивнул головой на дверь.
- Думаю, машина уже подъехала.
Они забираются в сверкающую чёрную машину, и, когда между ними и водителем поднимается стенка, Кастиэль проводит рукой по обивке сиденья и вздыхает от боли в спине.
- Сегодня мы лучше поспим в кровати, - бормочет он.
Дин смотрит на него, но предпочитает промолчать; вместо ответа он аккуратно кладёт свою руку на руку Кастиэля.
Кастиэль сдвигает ладонь, сплетая их пальцы вместе.

*сладкий пирожок "Поп-тарт" (производятся компанией "Келлогг"; продаются в виде полуфабрикатов; перед употреблением разогреваются в тостере)

10

Дин получает голосовое сообщение от Габриэля:

Как он?

И всё. Два слова. Спустя пару часов, когда Дин наконец находит время ему перезвонить, приходит ещё одно сообщение.

Не то чтобы я волновался или типа того.

Дин вздыхает и набирает номер бывшего первого ассистента Кастиэля. Габриэль, видимо, изображая, насколько ему действительно всё равно, ждёт до середины второго звонка и поднимает, звуча так, будто только что нёсся через всю комнату.
- Габриэль, просто позвони ему, - просит Дин вместо «привет».
- Никогда! – мелодраматично восклицает Габриэль. Наступает долгое молчание, и Дин ждёт неизбежного… - Он скучает по мне? – жалобно спрашивает Габриэль.
- Как обезьянка по шарманщику, - заверяет его Дин. – Он просто лопает всё оставленное тобой на кухне и ходит на пробежки.
Габриэль вздыхает. И потом:
- Стой, даже шоколадную смазку?
Дин чувствует себя слегка заболевшим.
- Которое…
- Красная туба на салатной полке.
Дин прижимает пальцы к вискам:
- Нет, потому что я съел её с овсянкой сегодня утром.
Тишина.
- Буээ, - Габриэль не особо помогает.
Дин давится внутренностями и пытается сосредоточиться на разговоре.
- Просто… позвони моему брату, скажи ему, что тебе жаль, что ты был таким придурком и предложи ему примирительный секс, - Дин морщится от несправедливости того, что ему приходится такое говорить.
- Он даже не захочет со мной разговаривать, - настаивает Габриэль.
- Ну так заставь его, - не очень изобретательно предлагает Дин.
Долгое, опасное молчание.
- Хм, - задумчиво говорит Габриэль и кладёт трубку.
Дин таращится на телефон, гадая, какое чудовище он только что выпустил на свободу.
- Дин, - зовёт его Кастиэль из главного кабинета и подходит к его столу, не прекращая речитативить, - я собираюсь на свою обеденную встречу, пока меня не будет, собери цифры за последний квартал, дозвонись до Уриэля, свежий кофе и гранки со вчерашних съёмок, - он берёт своё пальто и грациозно в него проскальзывает, остановившись, чтобы забрать у Дина свой чемодан. Синие глаза около мгновения прослеживают черты лица Дина, а потом Кастиэль быстро наклоняется и легко целует его в губы, медленно выпрямляясь. - Найди время пообедать, - мягко советует он.
- Хорошо, - Дин скрывает удивление от такого проявления заботы. – Увидимся.
Кастиэль уходит, а Дин остаётся стоять, чувствуя, как по всему телу расплывается тепло.

Всё начинает превращаться во что-то другое – всё это с Кастиэлем. Они спали в «красной комнате», завтракали снизу – едой, которую готовили сами, в отличие от того, что раньше они ели принесённую поставщиком. Загубленная жемчужная роскошь первого этажа медленно, но верно сменялась другой мебелью. Кастиэль устроил палитру оттенков (чем бы это ни было) и проводил много времени в кабинете, глядя на неё и интересуясь мнением Дина по поводу выбора между саржей и умброй. Он кажется восхитительно неуверенным теперь, когда может сам обустраивать своё окружение.
Дин до сих пор не особо парился по поводу диванных подушек. Но он принимал участие во всех обсуждениях насчёт того, что Кастиэль тактично описал как «слабо освещённую комнату с цепями на стене и запасами скотча под половицами».
Он великодушно согласился на «садомазоподвал» - в основном потому, что Бальтазар был бы против. Так же, как и большинство жён высказались бы против баскетбольной корзины в доме или дорожки для картинга. Но ему пришлось высказаться не в пользу «покраски всего в жёлтый наперекор традициям» - слишком уж странно.
Они и нормальные вещи обсуждают – диваны, ковры и за каким-то чёртом нужные Кастиэлю приставные столики. Кастиэль так отдаётся процессу, будто он строит новый дом, а не меняет обстановку в старом.
Дин привыкает к тем моментам, когда он, обнажённый, распростёрт на изогнувшемся Кастиэле, а тот косится на потолок, будто пытаясь определить, что лучше, лепнина или выкружка.
О да, Дин выучил новые слова – он, наверное, знает уже достаточно, чтобы работать дизайнером. Но почему-то оно того стоит, когда он видит, как светится Кастиэль, когда у него возникает «чувство», что комната обставлена так, как нужно. Превращение места проживания в дом занимает не одну неделю.
Дин сверяется со своим списком заданий и забегает в столовую пообедать. Всё меняется, и вряд ли так продолжится, но перемены к лучшему.
Он просто иногда хотел бы знать, к чему они идут.

Привычки Сэма мало кому известны. Дин, например, знает, что Сэм ест сдобу с изюмом каждый раз, когда завтракает по пути на работу. Он знает, что Сэм стирает простыни раз в три недели и складывает их одним и тем же способом, в три сгиба, в комод с постельным бельём. Предпочитает большой диван креслу с откидной спинкой и сидит за обеденным столом, только когда читает.
Сэм заказывает пиццу только тогда, когда у него депрессия.
Об этом знают всего два человека.
Он не только заказывает пиццу во время депрессии, но и заказывает её в одном и том же ресторане, в перерыве между «Отчаянными домохозяйками» и «Девочками Гилмор» - своеобразный стандарт депрессивного вечера.
Так что, когда в дверь стучат, Сэм берёт кошелёк, подходит к глазку и видит огромную белую коробку. Это рутина.
Тем не менее, если бы существовал человек, рождённый для работы по уничтожению рутины, Габриэль украл бы его место и, возможно, его машину.
Сэм открывает дверь и видит перед собой последнего, кого он ожидает встретить. Габриэля, размахивающего белой коробкой с пиццей и выряженного...
- Какого чёрта у тебя на лице? – хмуро спрашивает Сэм, бросая на огромные тёмные усы такой взгляд, от которого настоящие волосы уже поседели бы и выпали.
- Извиняюсь? – предполагает Габриэль с нарочитым итальянским акцентом.
- Габриэль, - вздыхает Сэм.
Удерживая пиццу на одной ладони, Габриэль протягивает ему руку:
- Марио, - уточняет он. – Ты хотеть пицца или нет?
Сэм дарит ему испепеляющий взгляд.
- Я заказывал чикагскую высокую пиццу, Габриэль… ничего итальянского.
Габриэль выглядит потерянным.
- Ты меня впустишь?
Сэм закатывает глаза, но отходит в сторону.
- Сними усы, - требует он, глядя, как Габриэль открывает коробку и достаёт кусочек.
- Тебе они нравятся, - заявляет Габриэль, набив рот пиццей.
Сэм берёт кусок и садится на диван.
Габриэль смотрит на него задумчиво.
- Спроси меня, когда я последний раз ел сладкое, - в итоге говорит он. – Ну же, спроси.
- Зачем?
Габриэль подбадривающе машет рукой.
- Ох, ладно. Когда?
- Когда последний раз тебя видел, - с гордостью говорит Габриэль. Он задумчиво жуёт свою пиццу. – Я не тот же человек, который слизывал его с тебя…, - он хмурится и поднимает глаза. – Я был придурком. Я сожалею, - серьёзно говорит он. – Прости меня, побей меня… неважно, просто пусти меня обратно.
Сэм смотрит на него скептично.
- Ты больше не будешь называть меня лосём?
- Нет.
- Или говорить, что я похож на страдающего от запоров пекинеса?
- Никогда.
- Или стоять рядом со мной в ванной, подшучивая насчёт моего…
- Я не буду говорить и делать ничего оскорбительного, - обещает Габриэль. – Пока ты сам не попросишь, - добавляет он с ухмылкой.
Сэм смотрит на него ещё какое-то время.
- Я принесу тебе тарелку, - мягко говорит он, направляясь на кухню.
Габриэль воспринимает это как почти принятые извинения.

11

Всё продвигается довольно неспешно, и, как бы Дин ни боялся сглазить, он всё же думает, что у них с Кастиэлем всё невероятно хорошо.
Гостиная, например, теперь насыщенного синего цвета, в ней шикарный бледный серебряный ковёр и огромные, прочные диваны. Остальные комнаты в доме тоже переобустроены – от тёмно-зелёной кухни до канареечно-жёлтой с чёрным ванной на третьем этаже и... слабо освещённого «личного помещения» в подвале с его жуткими киноварно-чёрными стенами.
Кастиэль меняется вместе с обстановкой; если на работе эмоции ему незнакомы, то в своём доме он неправдоподобно ласков, как в постели, так и вне её, и похож на нормального здорового человека, пытаясь помочь Дину вписаться в интерьер.
Во время долго откладываемого визита домой (забрать вещи) Дин обнаруживает, что Сэм и Габриэль снова тошнотворно влюблены. Хотя он и не сразу осмысливает вид своего брата, голого, если не считать передника и фальшивых усов, стоящего посреди покрытой мукой и соусом для пиццы кухни рядом с Габриэлем, по крайней мере, одетым (если засчитать за одежду загубленную униформу разносчика пиццы).
Маленькие чёртовы синие птички счастья просто выпархивают отовсюду. Так что Дина вряд ли можно порицать за внезапный приступ паники, когда он находит на рабочем столе компьютера Кастиэля черновик письма.
Он не шпионит, он, в конце концов, был ассистентом Кастиэля и ему были нужны файлы с его жёсткого диска. В тот день он искал заметки к расписанию приближающейся вечеринки по поводу удачного в плане бизнеса полугодия для Mode. Вместо этого он нашёл файл, названный просто: «Дин сокращение», и нажал на иконку прежде, чем его мозг успел сообщить что-либо его правой руке.

Мистер Винчестер,
Руководство ModeTM вынуждено сообщить Вам о том, что с целью оптимизации трудовых ресурсов и в связи с Вашими личными качествами, Вы будете уволены.
Безусловно, вы получите безупречное рекомендательное письмо и щедрую компенсацию по истечении срока трудового договора. Расчёт с бухгалтерией произойдёт в течение недели.
Искренне Ваш,
Кастиэль Новак.

Дин тупо таращится на эти строки с полминуты. Он собирался отмечать успех журнала, но, оказывается, его увольняют из-за сокращения расходов. В этом не было смысла. Это звучало так, будто… компания нашла отговорки, чтобы успокоить его. Но «личные качества»? Это звучало так, будто Кастиэль – ясно и чётко – произнёс «Я совершил ошибку и хочу, чтобы ты ушёл», только на сволочном корпоративном языке.
Как он может быть так холоден? Дин невесело усмехнулся. Кастиэль был всегда настолько холоден, насколько солнце было тепло. Он буквально изобрёл распорядок дня Снежной королевы.
Какая-то часть его мозга пытается поверить в то, что это кто-то из партнёров захотел уволить Дина, кто-то считал его неподходящим или отвлекающим фактором для Кастиэля. Но он отбросил эту мысль – никто не мог заставить Кастиэля сделать что-то. Он сам принимал свои решения.
Он выбрасывал Дина.
И он даже не имел совести сказать ему об этом в лицо – он просто собирался прислать ему письмо.
Что потом? Они всё ещё будут вместе? Только Дин будет весь день оставаться в их свежеобставленном пещерном доме? Вытирать пыль с выбранной Кастиэлем мебели, дожидаться, пока босс придёт с работы, чтобы они могли распить пару стаканов скотча и устроить раунд-другой любовных игр?
Не в этой жизни.
Дин стирает текст с экрана и вместо него набирает:

Мистер Новак,
считайте меня в курсе изменений штата и моего нового статуса бывшего сотрудника.
Прошу считать мой трудовой договор прекращённым.
Я верну палку, которую вытащил из Вашей задницы, и заберу свои вещи позднее.
Искренне Ваш,
Дин Винчестер.

Оставив это сообщение мерцать на экране, а курсор вежливо мигать в его конце, дожидаясь следующего предложения, Дин идёт к своему столу, собирает вещи и уходит. Кастиэль вернётся со своей встречи не раньше, чем через час. У него куча времени на то, чтобы добраться до Сэма и развалиться на куски, прежде чем Кастиэль получит письмо.
Всё-таки сглазил.
И всю дорогу до старой квартиры его мысли бегут по одному и тому же кругу. Что, если Кастиэль не имел это в виду? Что, если это старый файл? Что, если… Что, если…
Но он знает.
Он знает Кастиэля – каким непредсказуемым, каким продуманным, расчётливым и совершенно корыстным он может быть.
Он не может понять, как позволил себе поверить в то, что трах по пьяни и несколько ничего не значащих проявлений привязанности смогут разрушить его ледяной панцирь.
Он барабанит в дверь, Сэм открывает, а на заднем плане Габриэль украшает блины, делая на них рисунки из шоколадных крошек.
- Привет… ты не должен быть на работе? – спрашивает Габриэль прежде, чем Сэм успевает открыть рот. Сам Габриэль вполне добродушно отнёсся к своему сокращению.
- Меня уволили, - заявляет Дин, усаживаясь на кухонном островке и наливая себе скотча из бутылки, принесённой из кабинета.
Сэм и Габриэль обмениваются взглядами.
- Хочешь блинов? – предлагает Габриэль. Дин кивает.
- Кастиэль… уволил тебя? – спрашивает Сэм, садясь напротив. – Он сначала расстался с тобой или…
- Утром он спросил меня, какого цвета лучше сделать плитку на кухне… и принёс мне кофе в постель, - говорит Дин, ненавидя себя за то, что поверил, что такие мелочи означают заботу Кастиэля о нём. Он всего лишь ассистент, тот, кто принимает решения и обеспечивает тёплое тело рядом. Поверивший в ничего не значащие проявления привязанности, лёгкий объект для манипуляций. В конце концов, Кастиэль уже столько раз обжигался о тех, кого действительно любил. Зачем делать это снова, если можно просто перепихнуться с подчинённым.
Сэм хлопает его по спине. Габриэль передаёт ему полную тарелку блинов. На верхнем – улыбающееся лицо, рисунки на остальных подозрительно напоминают члены, и шоколадные крошки уже тают.
Сэм смотрит на Габриэля обвиняюще.
- Я же их уже сделал, кроме того, те, что с сердечками, ещё хуже, считай, что это сожалеющие о твоей потере блины, - он хмурится и бросает взгляд на Дина. – Извини.
- Это не худшее из того, что за сегодня произошло.
Телефон Дина начинает звонить, и он его выключает.
Когда он доедает блины, начинает звонить домашний телефон. Он достаёт кабель из розетки.
Он не проверяет электронные письма, просто удаляет все сразу и разлогинивается на всякий пожарный, чтобы избавиться от пиликанья входящих сообщений.
Он лежит на кровати, изучая объявления о вакансиях, и лазит по интернету в поисках журналистских работ.
Новая работа, новое начало.
Он хотел бы в это поверить.
Сэм вставляет кабель в розетку спустя неделю тишины, и через двадцать минут телефон звонит. Дин слышит через стену, как брат отвечает:
- Перестань звонить, сволочь.
Когда он высовывается посмотреть, что происходит, Сэм выглядит пристыженным.
- Ошиблись номером.
Дин помнит, как Кастиэль сказал, что не будет бороться за него. Интересно, почему же он всё-таки звонил – скорее всего, просто вышел из себя. Он не хочет бороться за него, только за... ну, он потерял контроль, когда его план оказался разрушенным.
Дин чувствует слабый укол чёрной, недоброй радости при мысли об этом. Он ушёл первым, он перерезал беззащитные вены и артерии, связывавшие их. Он принял решение, а Кастиэль может сгнить в своём мавзолее, ненавидя то, что последнее слово осталось не за ним.

12

Дин открывает дверь спустя две недели после своего увольнения. Так теперь и проходят его утра – делает себе кофе, проверяет свежие вакансии, идёт на пробежку и обратно в кровать.
Только сегодня он открывает дверь и видит тёмные круги под глазами Кастиэля.
Перед ним Кастиэль собственной персоной, закутанный в тёмное великоватое пальто, из-за чего выглядит даже бледнее, чем раньше. Он выглядит одновременно удивлённым, чувствующим облегчение и сердитым, когда видит Дина, а Дин взбешён и счастлив. Хотя ещё только восемь утра, так что он щурится и выглядит помятым и уставшим в своих серых штанах и…
Он осознаёт, что на нём рубашка, которую он покупал Кастиэлю. Габриэль и Сэм привезли её из его дома, они нашли там коробку вещей, аккуратно сложенных и упакованных с запиской, которую Дин так и не смог заставить себя прочитать.
Так что тут он теряет очки. Нельзя выпереть любовника и отказаться с ним разговаривать, сохраняя благопристойный праведный вид, когда он видит, что ты спишь в рубашке, которая пахнет им.
Кастиэль застывает на лестнице, почти буквально – ведь действительно холодно. Они оба выдыхают облачка белого пара.
- Я жду уже четыре часа, - говорит Кастиэль нарочито безэмоциональным голосом. – Могу я войти?
Дин не хочет, чтобы Кастиэль входил. Он хочет, чтобы Кастиэль ушёл. Он хочет, чтобы Кастиэль забрался с ним в кровать. Он хочет сделать ему кофе, чтобы согреть его. Он хочет схватить его за шиворот и сбросить с лестницы. Он хочет, им сейчас управляет сразу столько чувств – и злоба с горечью хочет прогнать Кастиэля, неважно, сколько боли это ему причинит.
Дин отходит в сторону и впускает Кастиэля. Его злость и гордость недовольно подымают голову, ему причиняет боль сдаваться, проявлять нерешительность в своём несчастном упорстве.
Кастиэль стоит в гостиной в своём тёмном пальто и выглядит как смерть.
- Ты не отвечал на мои звонки, - говорит он.
Дин, уже потеряв очки на рубашке, не собирается проигрывать и дальше.
- Я не хотел с тобой разговаривать, - злобно отвечает он. – И сейчас не хочу.
Кастиэль ненадолго опускает взгляд, как наказанный ребёнок, и это так на него непохоже, что Дин чувствует тревогу. Что эти две недели одиночества сделали с Кастиэлем?
- Тогда почему ты меня впустил? – спрашивает Кастиэль.
- Потому что ты выглядел несчастным, - огрызается Дин. – И я хотел бы снова пользоваться своим телефоном, не боясь, что ты позвонишь.
Кастиэль вздрагивает.
- Я просто хочу с тобой поговорить, - тихо говорит он. – Я не собирался…
- Ты уволил меня, - перебивает Дин, в основном, чтобы напомнить себе, что это Кастиэль виноват.
- Я собирался тебя уволить, - поправляет Кастиэль. – А ты ушёл.
- Ну так я тебя опередил, - настаивает Дин. – Ты хотел, чтобы я ушёл…
- Я только хотел, чтобы ты получил компенсацию, - говорит Кастиэль, и в его голосе наконец слышится оттенок гнева.
К сожалению, Дин не понимает, о чём он.
- Здорово. Как мило с твоей стороны, - фыркает он.
Кастиэль выглядит… ну, если бы Дин не знал его, он сказал бы, что Кастиэль выглядит так, будто сейчас заплачет.
Но это невозможно. Ледяной человек. Ненастоящий человек. Ничего не чувствует, неуязвим и определённо не плачет.
- Если ты уйдёшь сам, я не смогу дать тебе хорошую рекомендацию, - голос Кастиэля дрожит, - ты не сможешь получить компенсацию, и твой следующий наниматель…
- Мой следующий…, - Дин с горечью смеётся. – Кас, непохоже, чтобы кто-то собирался меня нанять.
- У тебя собеседование сегодня! – Кастиэль повышает голос в попытке не сорваться. – У тебя собеседование в АutoNation. Я назначил его несколько недель назад.
Дин просто пялится на него.
- Это должно было…, - Кастиэль шмыгает носом и улыбается какой-то водянистой, неживой улыбкой, - это должно было быть сюрпризом.
Дин медленно трясёт головой.
- Зачем тебе это делать?
- Потому что ты не хотел работать со мной, - Кастиэль подымает руку и указывает на него пальцем, будто это очевидно. – Ты никогда не хотел работать со мной… ни в Runway, ни в Mode, - он достаёт письмо из кармана и бросает его на кофейный столик – это письмо от главного редактора АutoNation, их логотип ни с чем не спутаешь. – Вот чем ты хотел заниматься… и я решил, что это очень эгоистично с моей стороны – держать тебя в журнале, в котором ты не хочешь работать… загружать тебя работой, на которой тебе не приходится ничего писать... и ты должен был изображать интерес к костюмам и денье…
- Ты написал это письмо, - сердито говорит Дин, хотя в голове у него всё перемешалось, - ты собирался отправить мне его… холодная записочка о том, что я уволен. Как ты хотел, чтобы я отреагировал?
- Я хотел рассказать тебе перед этим, - с жаром возражает Кастиэль. – Я не настолько безразличен… но у меня есть партнёры, перед которыми нужно отчитываться, и им бы не понравилось, если бы я выдал тебе компенсацию после того, как ты уйдёшь к другому нанимателю, - Кастиэль хорошо скрывает свою уязвлённость, но теперь Дин видит её, он не может её развидеть – будто присмотрелся к стереокартинке, и скопище случайных линий и точек не может рассредоточиться обратно в мешанину, теперь, когда он увидел, что за ними скрыто.
Кастиэль отдёргивается, когда Дин делает шаг вперёд. Он смеряет его взглядом пустым и мрачным.
- Ты бросил меня, - говорит он, будто ещё этого не осознав, будто он не может оставить эту мысль. – Я вернулся, а ты…
Дин знает.
Он просто ушёл.
Бросил его.
Смертный грех для Кастиэля – принять его любовь и разрушить его ей же.
- Мне так жаль, Кас… я…, - он хмурится от банальности. – Я думал, ты пытаешься от меня избавиться.
Кастиэль вскидывает подбородок, будто распознаёт в его словах неправду.
- Ты мог меня спросить, - огрызается он. – Разве я кажусь тебе настолько… злобным, чтобы сделать что-то подобное? Настолько недоступным, что ты не мог взять чёртов телефон и позвонить мне?
Он никогда раньше не видел Кастиэля таким разозлённым.
- Ответь, - требует Кастиэль и вдруг будто понимает, как это звучит, как он обычно звучит. Его челюсть дёргается, когда он поджимает губы.
Но Дин хочет ему ответить.
Он просто не может, потому что Кастиэль пугает его, и он значимее, чем когда-либо будет Дин, и он настолько богат, что может купить его дом и снести, чтобы проложить шоссе, и настолько холоден, чтобы не пожалеть об этом.
Кастиэль может сделать ему больно одним жестом, необдуманным словом, и Дин будет разрушен в одно мгновение.
И Дин никогда не умел разговаривать о чувствах.
Когда он мгновенно преодолевает пространство между ними и целует Кастиэля, тот недовольно гортанно рычит, будто его не удовлетворяет такой ответ, будто он не изгоняет все его страхи. Но его руки цепляются за Дина, когда они прижимаются друг к другу, находя стену и сползая по ней, хватаясь друг за друга и крадя воздух из лёгких друг друга.
Дин слегка отстраняется на достаточное время, чтобы озвучить мысль, засевшую в глубине его черепа.
- Ты же не собирался за меня бороться.
Рука Кастиэля на его шее сползает, большой палец оглаживает впадинку над ключицами, а его взгляд уничтожает сумятицу мыслей и гормонов, в которую сейчас превратился мозг Дина.
- Ты не собирался быть этого достойным, - отвечает он, снова прижимаясь к нему так крепко, будто тонет. Они вжимаются друг в друга на полу, Дин спихивает тяжёлое пальто Кастиэля, роняя его на ковёр, и задирает его рубашку, пока бледные пальцы занимаются его футболкой.
Их прерывает резкое покашливание.
- Чувак, рань такая – типа неуместно, - сучится Сэм, пытаясь звучать оскорблено – при том-то, что на нём только шорты и футболка, такая маленькая, что явно принадлежит Габриэлю (и на ней написано «В маленьких упаковках скрыто всё лучшее»). За ним показывается и Габриэль, одетый в зелёное одеяло с кровати Сэма.
- Кастиэль, не ожидал тебя увидеть, - хмыкает Габриэль, а потом хрипит и уносится прочь в спальню под ответным взглядом Кастиэля.
Кастиэль хмурится.
- Почему все меня боятся? – спрашивает он, как будто искренне поражённый.
Дин задумывается, каково это – когда тебя боятся, ненавидят и уважают – просто за то, что ты такой, какой есть, эмоционально недоразвитый.
- Потому что ты особенный, - вздыхает он. – Пойдём, я тебе кофе сделаю, может, ещё блинов, - он поднимает Кастиэля на ноги. – Габриэль научил меня делать на них рисунки.
Кастиэль хмурится, но лёгкая улыбка касается краешка его губ.
Дин не особо думает о предстоящем собеседовании.

13

Колонка редактора

Пожалуй, сезон – наилучший способ измерения нашего возраста. Мы принимаем то, что сезоны проходят, а мы рождаемся и умираем, с подобающей нам безмятежностью.
Может показаться, что согласные с этим утверждением не работают в сфере моды.
У всего есть сезоны, скоротечные, не прощающие просчётов, мимолётные, со своими требованиями и карами. Если ты сумел пережить сезон, всё равно найдутся люди, которые скажут, что твоё время вышло, что верблюды больше не в моде, что ты слишком стар, чтобы жить этим миром.
Такие люди говорили мне, что я слишком стар для того, чтобы быть главным редактором журнала.
Такие люди говорили, что плащи вышли из моды десять лет назад – и ошибались.
Как бы то ни было, это конец моего сезона, и я невероятно благодарен всем тем, кто был рядом, когда я сделал свой выбор, был рядом, когда я был готов отказаться от своего интереса в управлении компанией и уйти в более неспешное царство бизнеса.
Коротко говоря, я рад, что могу позволить себе носить удобную одежду и получать простые удовольствия вроде сахара, калорий и домашнего уюта после того, как отказывался от них годами.
Это, я уверен, не отвечает стандартам этой колонки, и раньше её всегда писал за меня стажёр. Но в этот раз я выделил для неё немного времени по случаю успеха Mode, несравнимого с успехами других журналов, и позволил себе повернуться к прошлому и поиграть метафорами.
Мало что осталось сказать, и в конце своей колонки я хотел бы поздравить своего пока ещё не знающего об этом преемника. Приношу свои извинения за секретность, но меня заверили достойные доверия люди, что это будет «великолепно», если я объявлю об этом именно так.
Так что, поздравляю, Габриэль.
В этом году ты определённо попадёшь в Париж.

Сэм поднимает бровь и смотрит на своего парня, всё ещё лежащего в позе зародыша на кровати рядом с ним.
- Хм, - говорит он, снова глядя на колонку. – Это… это же хорошо, да?
Габриэль подскакивает.
- Это ловушка! – восклицает он. – Это… слишком мило для него… но…, - он широко ухмыляется. – Стать главным редактором Mode? Это. Клёво, - он почти вибрирует от удовольствия. – Первый выпуск? «Падение Runway».
- Это не слегка мелочно?
- Кастиэль может не быть мелочным – но я могу… это будет ему мой увольнительный подарок, - Габриэль в восторге взмахивает руками. – Я назову его: «Отсоси, Бальтазар – Мы знали, что он победит».
Сэм вздыхает, гадая, знает ли Кастиэль, что он высвободил, удовлетворив амбиции Габриэля.
Хотя, с учётом того, что он делает с послеувольнительными планами Дина на своего бывшего начальника….
Кажется, он не будет против.
Или даже не заметит.